Психолог академии "Шахтера" пообщался с журналистами

• Главная
• >
• Шахтер

– Расскажите немного о себе. Как вы занялись психологией?

– Начинал с 2000 года. С того, что просто читал книги по теме. Было интересно. Потом решил получить образование. Специалисты подсказали, что у нас нужных знаний маловато. В том плане, что украинская школа психологии дает хорошую теоретическую подготовку, но в плане практики все намного сложнее.

Тут и началось самое интересное. Я и по нашим частным институтам покатался, и у зарубежных профи – из России и стран Европы – поучился. Со временем понял, что надо как-то определиться, поскольку психология в целом – очень широкое понятие. В итоге я выбрал сферы, наиболее близкие мне. Сначала занимался частным консультированием, один на один. Потом стал работать с организациями, и сфера интересов опять расширилась.

Брался за любую интересную работу. Практиковал с теми, кто «отличился» в психиатрическом стационаре, проходил реабилитацию, покинув различные секты, а также с теми, кто просто имел проблемы в жизни. Постепенно пришел к мысли, что пора открывать свой психологический центр. Так в моем родном Луганске и появился Центр психологических решений.

Мы предлагаем широкий спектр услуг, включая детско-родительские консультации, потому что традиционно много вопросов у людей возникает по поводу воспитания. У многих, кто к нам сегодня обращается за помощью, корни проблем – как раз в детстве. Так что такие ситуации лучше своевременно предупреждать, чем потом лечить.

– У вас было что-то опубликовано?

– Нет. Мы пытались сотрудничать с университетами, но, буду честным, не понравились ни условия, ни подход. В итоге наши наработки превращались в неудобоваримый и совершенно невосприимчивый неподготовленным человеком материал. В таком виде эту информацию невозможно было как-то использовать и где-то ее применять, она бы просто лежала на полке в специализированной библиотеке. А мы ведь ставили своей целью именно популяризацию психологии среди населения.

– Как вы пришли в психологию спорта?

– Еще учась в Киеве, я познакомился с одним человеком, связанным с нашим футболом. Однажды он мне позвонил и спросил, не против ли я, если он даст мой номер людям из ФИФА. Я, естественно, не отказался. Через какое-то время мне перезвонили и пригласили на собеседование в академию «Шахтера». Я согласился, мне было это интересно, потому что на тот момент это была сфера, в которой я еще не работал.

– Как вообще проходило собеседование, что интересовало вашего потенциального работодателя Патрика фон Лиувена?

– Ему был нужен незаангажированный взгляд специалиста, далекого от футбола, который не знаком с командой «Шахтер» и вообще не живет в Донецке. Мнение со стороны о том, что происходит в академии. Именно поэтому не подходил человек, симпатизирующий «Шахтеру» или донецкому футболу. Он мог бы использовать более мягкие формулировки, мог бы обойти стороной некоторые мелкие проблемы и нюансы или же счесть их нормальным явлением.

Для Европы это, кстати, обычная практика: в клубах работают трое, пятеро, а то и больше психологов. Но в Украине этим вопросом серьезно не занимались. Осталась, конечно, советская база, но она уже устарела. Мир развивается, и человек тоже растет. Меняются менталитет, культура. За последние несколько лет даже IQ вырос на несколько пунктов. Так что разработки, сделанные давным-давно, необходимо адаптировать – они не подходят современным детям, живущим в эпоху Интернета. У них уже другие интересы. К примеру, сейчас можно только мечтать о таком сильном мотиваторе, каким был для советского спортсмена гимн СССР…

Но вернемся к собеседованию. Оно было, в принципе, недолгим: где-то 20-30 минут. Патрика интересовало не то, где и как я учился, а что я ему скажу, оценивая те задачи, которые он мне обрисовал. Он подчеркивал, что у любой команды, клуба и академии основные проблемы возникают в коммуникации тренеров и игроков. Ведь там, где есть два человека, всегда будут сложности в общении. На его взгляд, над улучшением общения следовало поработать в первую очередь.

Я сказал, что это вполне возможно, но конкретные рекомендации я могу дать только, когда получу определенную информацию, понаблюдав за тем, как все устроено. Мои ответы господина фон Лиувена удовлетворили, и через месяц, в августе 2011 года, мне позвонили и сказали, что можно приступать.

Как я уже сказал, первое, что необходимо было сделать – собрать информацию, ведь прежде психолога в академии не было. Да и круг моих интересов, если честно, был настолько далек от футбола, что я столкнулся с трудностями. В первое время надо мной даже посмеивались, потому что поначалу я задавал вопросы, которые, как я сейчас понимаю, казались людям идиотскими.

– Тот факт, что директором академии был не украинец, а европеец, облегчал вашу задачу?

– У меня уже был опыт работы с иностранцами, я знал английский. Да и с европейцами по части психологии иметь дело приятнее и легче – они лучше понимают, чем ты занимаешься. Нашим же людям порой бывает очень тяжело объяснить, зачем все это нужно.

– Но не так давно фон Лиувен ушел…

– Поскольку то, чем я занимаюсь в академии, касается личной сферы игроков, тренеров и других сотрудников, и у нас действует принцип конфиденциальности, я всегда отчитывался только перед директором академии. Когда этот пост занял Александр Фундерат, хотя мы уже были знакомы, все равно нам заново пришлось проговорить многие рабочие моменты. У нас и с ним полный контакт, поскольку самое важное в моей работе – то, что мне доверяют.

Если мы отлеживаем определенную тенденцию (к примеру, многие игроки тревожатся о своем будущем), то мы делаем определенные шаги. В частности директор академии встречался с каждой командой и рассказывал, какие есть перспективы у каждого футболиста, какие принципы отбора игроков у дубля и т.д. Этим и другими методами мы старались снизить уровень тревоги у ребят, потому что если психологическое состояние оставляет желать лучшего, то будет больше брака на поле, спортивные показатели снизятся, и игрок не будет прогрессировать.

– С тренерами вы тоже работаете?

– Да, но реже. Взрослому человеку, в принципе, тяжелее признать тот факт, что ему нужна помощь. А ведь мы говорим о мужчинах, прошедших футбол, в котором очень высокая конкуренция. Им особенно сложно признать наличие слабости и необходимость поиска совета. А потому не было ничего удивительного в том, что первого обращения пришлось ждать довольно долго. Хотя игроки легко шли на контакт, и уже после первой встречи после вопроса: кто хочет поговорить с психологом? – была гора рук.

– Какие вопросы чаще всего задают футболисты?

– Ребят часто не удовлетворяет их психологическое состояние на футбольном поле. Один приходит и говорит: «Я промазал по пустым воротам, и теперь, когда получаю мяч, нервничаю и боюсь повторить эту же ошибку». Бывает так, что волнение, граничащее с паникой, сохраняется у футболиста чуть ли не весь тайм, и тогда он просит помочь в борьбе с таким состоянием, осознавая, что его неуверенность может подвести команду. Пожалуй, с такими просьбами обращаются чаще всего.

Но есть и те, кто просят помощи для того, чтобы прогрессировать. «У меня все хорошо, – говорят они. – Но меня перевели на новую позицию, и я чувствую, что в новом амплуа я играю хуже. Я хочу играть так же хорошо, как и на старой позиции, или даже еще лучше. Я хочу развиваться». Здесь мы подбираем определенное количество упражнений, помогаем освоить новые формы концентрации внимания, ведь если парень раньше играл в защите, а его поставили на место опорного полузащитника, там, естественно, другой круг задач и там на другие вещи нужно обращать внимание. И если игроку сложно перестроиться самому, я ему помогаю.

Возвращаясь же к разговору о тренерах, мне бы хотелось уделять им больше внимания, но поскольку работа с игроками отнимает довольно много времени, то это стремление остается просто желанием. Иногда довольно тяжело убедить человека в том, что такая работа может быть полезна. Опять же подчеркну, что в этом отношении с иностранцами проще, ведь они через это прошли лет 20-30 назад. Для них это совершенно естественно.

– Насколько эффективно с точки зрения психологии, когда тренер от начала до конца матча подсказывает со скамейки молодым игрокам? Не мешает ли это игрокам развиваться индивидуально, принимать самостоятельные решения?

– Это очень интересный вопрос, и он был первым, который мне задал Саша Фундерат, когда стал исполняющим обязанности директора академии. Но я сказал, что у меня нет готового ответа на вопрос, как должен вести себя тренер во время игры.

Для того, чтобы говорить предметно, нужно изучить большой объем видеоматериалов, и тогда уже можно провести анализ и выработать конкретные рекомендации. Чтобы понять, как команда реагирует на то или иное действие тренера, я посещаю игры и тренировки, мы составляем видеообзоры. Этот вопрос находится в стадии исследования, и, наверное, уже где-то через год у меня будет материал, который можно будет предоставлять тренерам.

Сразу скажу, что существует тип людей, которым нужно поорать, но в целом, конечно же, любой тренер понимает, какой подход необходим конкретному игроку, ведь все подопечные у него, как на ладони. Если игрок меланхолик, и на него наорать, то он может зарыдать прямо на поле. Сангвиник же только улыбнется и кивнет (все, мол, понял), а вот холерик, скорее всего, наорет на тебя в ответ – сиди, мол, там, сам знаю. Так что, наверное, самое сложное для тренера – подстраиваться под каждого игрока.

Тут еще нужно отметить, что во время игры в основном загружен визуальный канал восприятия, ведь нужно видеть перемещения мяча. Любой человек может удержать в сознании лишь ограниченный объем информации. Американский ученый Джордж Миллер еще в 1950-х века установил закономерность, что кратковременная память может удержать 7 плюс-минус 2 элемента информации. Таким образом, если все 90 минут аудио-канал будет загружен словами тренера, то на поле игрок получит меньше информации – то есть будет меньше видеть и меньше успевать. Тут никуда не деться, ведь так устроен мозг человека.

Подсказ должен быть обязательно. Но когда, как и в какой дозе его давать? Здесь нужно быть очень избирательным, и здесь уже нужна тренерская мудрость.

– В своем докладе на мартовском семинаре для тренеров молодежных и юношеских команд, организованном ФК «Шахтер», вы говорили о сувериях…

– Я специально эту тему не выбирал, но заметил, что практически все футболисты религиозны и у всех их есть свои суеверия. У каждого какие-то элементы, которые игрок внедрил в свою игровую практику и тренировочный процесс. В той или иной степени они присутствуют в жизни любого человека. Скажу, что вреда от этого, как правило нет, но в крайних случаях слишком активное увлечение суевериями может привести к серьезным психиатрическим расстройством. И если суеверия действительно начинают мешать, то с ними нужно что-то делать.

Все суеверия – это попытка любым способом получить контроль над ситуацией. В отличие от религиозной веры, о которой в применении к психологии нужно говорить отдельно, суеверия носят беспочвенный характер. Выстраивается псевдологичная связь, и это эхо каменного века, когда люди пытались магическими способами получить контроль над природой – плясали, чтобы пошел дождь и т.д.

Объемы суеверий обратно пропорциональны уровню образования человека. Чем более образован человек, тем меньше суеверий в его жизни. Вы прекрасно знаете, что если футбол является основной сферой жизни, то образование отходит как минимум на второе место. Соответственно рационализм будет отставать, потому как на футбольном поле эмоции превалируют над рациональным мышлением. Потому у большинства игроков будут превалировать и суеверия.

Поскольку в западном обществе и культуре рациональность в большем почете, чем эмоциональная составляющая, то там будет меньше суеверий. Чем более эмоциональна нация, чем более эмоциональна культура по своему содержанию, тем больше как суеверий, так и религиозных проявлений мы будем наблюдать на футбольном поле. В принципе, можно бороться с суевериями в рамках одной футбольной команды, но этот эффект будет снижаться за счет культурного воздействия.

– Можете ли вы выделить основные причины, которые мешают ребятам, показывающим хороший уровень игры в юношеских и молодежных командах, проявить себя во взрослом футболе?

– Основная причина – в большом разрыве между взрослым и детским футболом. К примеру, один из игроков рассказывал мне о своих впечатлениях во время адаптации в молодежной команде: «Когда я тренируюсь с дублем, я понимаю, что здесь мне нужно выполнять гораздо больший объем работы и делать все гораздо быстрее, жестче и резче. Мне тяжело перестроиться за несколько тренировок, но в первой игре меня никто не будет спрашивать, сколько тренировок я посетил…»

То же и с переходом из молодежного состава во взрослый футбол. И в любом клубе процент молодых ребят, тренирующихся с первой командой довольно невелик. Потому на самый высокий уровень пробиваются лишь те, кто может быстро адаптироваться, большинству же нужно больше тренировочного опыта, чтобы проявить себя среди взрослых, ведь одно дело – смотреть со стороны, и совсем другое – ощутить на себе.

Есть и еще одна причина – в иерархии ценностей игроков первой команды футбол на первом месте. Если у них спросишь: кто ты? – большинство ответит: «Я – футболист», а потом уже все остальное – муж, отец и так далее. У большинства же молодых игроков на первом месте – семья, футбол же может оказаться и на третьем. Я ни в коем случае не хочу сказать, что это плохо. Это нормально и правильно, ведь ребенку были привиты нормальные человеческие ценности, но для успеха в такой специфической сфере футбол должен быть и на первом, и на втором, и на третьем местах.

Во время перехода из детско-юношеского футбола во взрослый молодой человек переживает очень сложный момент. Он понимает, что детская жизнь закончилась и ему нужно реализовывать себя в профессиональном отношении. И в это мгновение он смотрит на свою иерархию ценностей и понимает, что футбол занимает лишь третье место, а, скажем, его девушка или невеста – на первом. Большинство людей с такой проблемой не сталкиваются и этого даже не осознают.

– Возьмем такой случай. Футболиста вызвали на сбор в первую команду. Но в ночь перед спаррингом, где можно было бы себя проявить, он до утра просидел за компьютером, общаясь с друзьями и девушкой в Skype. Можно ли с этим бороться и убедить человека в том, что игра на первом месте?

– Внедрить такое убеждение извне невозможно. Поставь над таким футболистом 10 человек, и все равно ничего не получится. Человек похож на айсберг – в поле сознания находится около 10% психики, а 90% он не осознает. Давайте предположим, что среди этих 90% на первом месте у игрока находится семья, на втором месте – достаток, и лишь на третьем – футбол. И ведь легко понять, что окажется выше в сознании. Понимаете, определенные вещи человеку невозможно внушить даже за один сеанс глубокого гипноза. Определенные ценности нужно прививать лет с шести. Вокруг выбранной цели должно вертеться все, и в первое очередь важна поддержка семьи.

– Здесь можно привести в пример Марию Шарапову, которую отец с четырех лет готовил к теннисной карьере.

– Такие люди и такие судьбы не могут быть массовым явлением, ведь если все такие будут – это будет страшно…

Кроме иерархии ценностей есть еще много разных вещей. На вопрос: кто я? – человек может ответить «футболист», но при этом футбол он будет ценить ниже, чем семью, что может привести к своим проявлением в его жизни. Все, что касается наполнения вышеупомянутых 90% процентов подсознательного, это очень интересный вопрос и великая загадка, ведь эту «подводную» часть психики целиком не видел ни один психолог. На данный момент это попросту невозможно.

– Можно ли как-то использовать опыт «Барселоны», которую Йохан Кройфф называет орденом и которая использует и реализует девиз «больше, чем клуб»?

– Тут нельзя забывать, что в Испании футбол занимает совершенно другое положение в общественном сознании, да и такое понятие, как карьера оценивается иначе. Если для огромного большинства наших сограждан семья находится на первом месте, то в западном обществе семья может и не быть на самом верху, и это воспринимается как совершенно нормальное явление.

Что же касается «Барселоны», то нужно понимать, что на формирование такого идеала и такого ее восприятия ушли десятилетия, и этот процесс шел естественным путем. Легко назвать себя «больше, чем клубом», но суть в том, какое содержание будет под этим девизом, как люди это воспримут, и сколько времени уйдет, чтобы достаточно большое количество людей в это поверило. На эти вопросы нужно ответить еще в кабинете, и если ответов не найти, то при воплощении такого лозунга в жизнь возникнут проблемы.

Тем не менее, клуб, который ставит перед собой серьезные задачи, просто таки обязан культивировать свою собственную философию, влияя на настроения людей.

– Влияют ли победы «Шахтера» на ребят?

– Каждая победа «Шахтера» в Лиге чемпионов доказывает, что и клуб, и украинский футбол в целом чего-то стоят. Такие успехи, конечно же, влияют. У ребят, которые занимаются в академии, появляется чувство сопричастности и это дает дополнительную уверенность в себе.

Хотя, опять же, у игроков разных возрастов свои особенности восприятия. О роли и значении футбола для общества и страны задумываются те, кто постарше и уже пребывает на подходе к дублю. В 14 же лет все гораздо проще и эмоциональнее.