Ромарио: Когда я родился, Бог посмотрел на меня и сказал: "Это мужик"
В некоторых клубах у меня была договоренность, что я могу не ложиться спать допоздна. Но я никогда не пропускал тренировки. Сейчас объясню. Когда я выступал в Бразилии, я говорил всем президентам: "Понимаешь, мне сложно просыпаться утром, поэтому я буду тренироваться в обед". Боже, неслось столько чепухи. "О, Ромарио не спит…" Да спит, он просто просыпается поздно. "Ромарио не тренируется…" Тренируется, просто не в девять утра. Президенты знали. То, что они говорили тренерам, уже было не моей проблемой.
Я никогда не шел развлекаться в ночь перед игрой. Если матч был в воскресенье, я гулял в пятницу. Конечно, иногда случалось и такое, но это был один случай из десяти, не больше. И еще, я никогда не курил. Слаба Богу, я никогда не употреблял наркотики. Я никогда не пил. Ни капли. Кто сказал, что нужно напиться, чтобы повеселиться?
История с пляжем? Да, это правда. Мы должны были встретиться с Флуминенсе, но я решил, что не буду играть. Честно, не могу вспомнить причину. В любом случае, ребята собрались на базе за сутки до матча, а я весь день провел на пляже. Потом по какой-то причине я решил, что все же хочу сыграть, и сразу отправился на Маракану. Команда находилась там уже несколько часов, они все провели разминку. Я зашел в раздевалку, стряхивая бл*дский песок с ног. И я в итоге вышел на поле.
Был парень, Марсело, который готовился к дебюту, он даже пригласил всю свою семью на стадион. Но я вышел в старте вместо него. Бедняга. Но я забил дважды и мы победили. Моя психологическая подготовка была простой: езжай туда, надень футболку и забей. Другого секрета нет и никогда не было.
Это как секс, понимаете? Делай то, что у тебя получается. Секс для меня всегда был о*уенной штукой. Иногда в день матча я оставался дома, отдельно от всей команды. Если утром я просыпался возбужденным, я занимался сексом с женой, а затем отправлялся на матч. На поле я чувствовал себя спокойней и легче.
Как же я боюсь собак! В 13 лет я навещал бабушку и на меня напали две дворняги и пекинес. Я уважаю собак и никогда не вредил им. Но я их пи**ец как боюсь. И да, маленькие еще хуже. Немецкую овчарку я могу пережить, только уберите от меня этих бл**ских чихуахуа.
Я не был высокомерным, я был уверенным в себе. Понимаете о чем я? Я люблю рассказывать, что, когда я родился, Бог посмотрел на меня и сказал: "Это мужик". Люди видят в этом дерзость, заносчивость, высокомерие, что угодно, но это же реальность. Люди говорили: "О, этот Ромарио любит вечеринки, он пропускает тренировки, он – бабник". Но наступал следующий матч, я делал хет-трик и все говорили: "Боже, какой же Ромарио о**енный". Да, он заносчивый, но он добивается желаемого. И заносчивость ли это? Нет, это уверенность в себе и своих силах. Я лишь говорил правду. Хотя, конечно, у меня был и период хвастовства, ахахах.
В 20 лет я сказал, что забью тысячу голов. В Бразилии выходил журнал с обложкой, где я говорю об этом. Чтобы, когда это произойдет, никто не сказал, что это была случайность.
Помню, как играл с отцом в футбол возле железнодорожных путей у нас дома в Жакарезиньо. В четыре года у меня была астма, я плохо спал. Иногда ночью, когда я не мог уснуть, я одной рукой хватал папу, а другой – мяч. Мы разговаривали по дороге к путям, а затем играли минут десять. Уже тогда мяч сводил меня с ума. Просто немного покатать его было достаточно, чтобы сделать меня счастливым. Когда мы возвращались домой, я спал как убитый.
Работа на стройке никогда не было проблемой для меня. Папа работал красильщиком на фабрике, но ему не хватало денег на наши с братом тренировки. Поэтому, чтобы заработать дополнительные деньги, он подрабатывал каменщиком. Каждые выходные мы помогали ему строить дома в Вила да Пенья, куда мы переехали, когда мне было пять. Мы носили кирпичи, цемент, плиты и прочее. Мы были худенькими ребятами, нам было п**дец как тяжело, но мы знали, что так сможем играть в футбол. По правде говоря, мы работали с удовольствием. Пока отец строил дома, мы строили планы.
У моего старика было пять заповедей. Не запускай воздушного змея. Не пей вино. Не употребляй наркотики. Не позволяй другим на*бывать тебя. Когда жмешь кому-то руку, жми крепко и смотри прямо в глаза. Следовал ли я этим заповедям? Аминь.
Я всегда считал себя лучшим. Лучшим бомбардиром, я имею ввиду. Если я не мог ударить, я отдавал пас. Если мне было сложно ударить, я все равно бил. Логика была простой: если я лучший, то лучше я сам завершу атаку, чем дам другому. Так будет лучше для команды. Это как в баскетболе, когда вам нужен трехочковый на последних секундах. Кому нужно отдать мяч? Джордану.
Ощущал ли я давление? Боже, да я любил давление. Для других игроков ворота уменьшались. Когда у меня возникал момент, для меня они увеличивались.
Представим, что я уже забил четыре гола. В моей голове следующий шанс был для меня словно последний. Я всю карьеру провел на последнем шансе.
Я никогда не пытался быть в игре на протяжении всех 90 минут. В определенные отрезки я был тише воды, ниже травы. Защитники думали, что обо мне уже можно забыть… и тогда я забивал. Я был наиболее опасен, когда казался мертвым.
Дунга был прав. Когда я играл за Васку и у нас не слишком хорошо шли дела, Тита и Роберто Динамите решили что я, как самый молодой, должен бегать за них. Эти ребята были легендами. Они считали, что могут делать так, как хотят. Но они не забивали голы. Я сказал им: "Слушайте, я бегаю ради команды и приношу пользу команде, можете посмотреть на список бомбардиров". Они еще продолжали спорить, когда Дунга сказал: "Да, я буду бегать за него. Пусть только забивает, хорошо?" Именно так и произошло. Дунга был умным парнем, в отличие от других…
В Нидерландах было п**дец как тяжело. Я перешел в ПСВ в 22 года и никогда не жил за пределами Рио. Я привык ходить на пляжи, а теперь жил в месте, где было темно и холодно. Боже… однажды было -17. Минус семнадцать!!! Как я мог не пропустить тренировку? Однажды я три дня не выходил из своего бл**ского дома. Ребята начали переживать за меня. Они стучали в двери, а я не открывал. Я был в зимней спячке, бро!
Но оно того стоило. В Бразилии я мог заработать один реал, а там – целое состояние. Когда у меня замерзали ноги, я вспоминал, как носил плиты для отца и мечтал стать футболистом. Мог ли я отказаться от своей мечты из-за холода? Так я с этим справился. В итоге я купил дом для своей семьи во Фрегезии, в Жакарепагуа, с горничной и шофером. Это была настоящая победа для меня.
Я всегда буду благодарен ПСВ. Я провел там около пяти лет, моя жизнь изменилась. Но я должен был уйти. Барселона есть Барселона.
Кройф стал одним из моих лучших друзей в футболе. Он был моим лучшим тренером, без сомнений. Когда я переходил в Барсу, то хотел футболку с моим любимым 11-м номером. Кройф дал мне "десятку". Я сказал ему: "Мистер, для меня это большая честь, но мне больше нравится 11-й номер". Все ведь хотят получить "десятку"? Первый раз в жизни я проявил скромность! Но Кройф был против. Я такой: "Бл**ь, мужик, я вот на месте отдаю "десятку"! Что не так?" Он ответил: "В моей команде лучшие всегда выступают под 10-м номером". Эх, черт. Что тут можно сказать? Я был готов теперь всегда выступать под "десяткой".
Он мог бы играть вместе с нами. Я серьезно. Он говорил: "Получи мяч здесь, развернись и ударь в верхний угол". Мы отвечали: "Бл**ь, мистер, мы так не можем". Тогда он брал мяч и показывал. Чистая магия. Он был особенным, понимаете. В его голове все было легко. Думаю, ему требовалось какое-то время, чтобы понять: "Этот парень хорош, но у него есть свой потолок". Можно тяжело работать, но некоторые вещи будут оставаться практически невыполнимыми, если не обладать Даром.
Я не должен был ехать на ЧМ-1994. Это правда. Бразилия должна была легко пройти квалификацию, а я всегда ругался с тренерами и не должен был получить вызов. Но в заключительном матче с Уругваем мы должны были победить или сыграть вничью. Тренеры знали, что если они провалятся, то им придется бежать из страны. Что же они сделали? Они приползли на коленях к своим лучшим игрокам. Я не ощущал давления. Я хотел получить удовольствие, понимаете? Еще я хотел показать этим мудакам в Федерации. Спросите у любого и вам ответят, что футболист никогда в жизни не сможет сыграть лучше. По шкале от 1 до 10 я получил 11 баллов.
Я дал обещание Рикардо Роше. Два проброса между ног, две "радуги" и два гола. В перерыве мне кто-то крикнул: "Что насчет двух голов?" Я ответил: "Чувак, полегче, всему свое время".
Я всегда говорил, что мы выиграем чемпионат мира, а если не выиграем, то по моей вине. Я знал, насколько сильный у нас состав. Я был уверен, что проведу лучший турнир в своей жизни. Вот так.
Спор из-за призовых денег? Я просто старался сделать лучше для всех. В 1990-м мы ругались из-за спонсорских денег, поэтому не могли сосредоточиться на матчах. На этот раз, в 1994-м, они хотели некоторым дать больше, чем остальным. Я сказал: "Подождите, это неправильно". Я предложил, чтобы все получили одинаково – все означает все. Ромарио, лучший бомбардир, получит столько же, сколько и шеф-повар. Мы провели встречу, и большинство футболистов поддержали мою идею. В любом случае получалось много денег. Вдруг мы все оказались в одной лодке, сборная стала только сильнее.
Я выбрал бы счастье вместо богатства. Ну, в моем случае – еще большего богатства. Когда я вернулся в Бразилию после чемпионата мира, то недооценил статус чемпиона мира. Действительно прочувствовать его. Любовь людей, душевное тепло, песок под ногами… Я так давно не был в Рио, что практически забыл, насколько сильно я все это люблю. Поэтому я вернулся в Испанию на две недели позже. Когда Фламенго захотел подписать меня в том сезоне, я спросил себя: "Чего я хочу на самом деле?"
С финансовой точки зрения, это было не лучшее предложение, хотя они мне дали самый большой контракт в истории Бразилии. Мне было 29, я мог бы провести еще много успешных сезонов в Европе. Я был главной звездой в команде мечты. Но если все посчитать, то от этого легко отказаться. В Рио я был бы ближе к родителям, брату, детям, друзьям… пляжу, фанку, хип-хопу… солнцу, городу. Знаю, многим мое решение показалось странным, но для меня оно было абсолютно осознанным.
В 35 я перестал заботиться о красивой игре. Я просто хотел забить тысячу голов. Люди говорят, что я не тренировался. Тренировался, но по-другому. Другие игроки могли сделать 70 рывков или пробежать 7 километров. Я совершал 70 ударов по воротам. Я выполнял специальные тренировки, которые были нужны лично мне. Понимаете? В те последние сезоны я четыре из пяти дней работал над завершением. Никто не может добиться успеха без тренировок, даже я. Возьмите любого гения в футболе и я с уверенностью скажу, что он много тренировался.
Люди говорят: "Ого, ты был эгоистом…" Да не был я, конечно. Если я забью гол – я побеждаю, команда побеждает. Вот так.
Тысячный гол был настоящим испытанием. Мне был 41, поэтому мой мозг должен был делать вещи, которые отказывались делать мои ноги. Я думал: "Куда мне побежать? Как избавиться от опеки?" Понимаете? После каждого матча мой мозг истощался.
Я пригласил друзей со всего мира, чтобы они увидели мой тысячный гол. Они прилетели из Нидерландов, Австралии, Майами. Они пришли на один матч, но я не забил. Затем они посетили еще один и еще один… три матча у меня не залетал тот бл**ский мяч. Для такого игрока, как я, это целая вечность. Мы готовились к масштабному празднованию, но в итоге все говорили: "Слушай, бро, давай уже закончим с этой х*рней".
Что делать после того, как забил тысячу голов? Любая вечеринка не может длиться вечно. Мне нужна была новая цель. В футболе для меня больше ничего не оставалось.
Каждый – политик. В повседневной жизни мы все спорим и договариваемся, понимаете? Когда я попал в бразильский сенат, то увидел те же проблемы, что и в футболе, потому что в футболе тоже есть политика. Все ссоры с тренерами, директорами и президентами происходили из-за моей искренности. Футбол никогда не был готов принять такого человека, как я. Сейчас даже меньше. Если бы я не был таким откровенным с людьми, то мог бы поехать еще на два чемпионата мира и еще на две олимпиады. Но я должен был заплатить эту цену, чтобы остаться собой.
Я пошел в политику, чтобы бороться за права таких людей, как моя дочь Айви. Шестнадцать лет назад она стала моим шестым ребенком, она родилась с синдромом Дауна. Она всегда остается настоящим благословением. Бог решил послать мне ангела. Понимаете, до ее рождения я не замечал людей с инвалидностью или редкими болезнями. Не хочу быть лицемером, я просто не замечал их проблемы. Но Айви помогла мне понять, что им нужна помощь, а в Бразилии им никто не помогает. Поэтому теперь я стал знаменит как защитник таких людей, особенно тех, которым повезло меньше. Они имеют такое же право, как и мы, быть частью общества
После рождения Айви многие друзья начали рассказывать мне, что у них в семьях тоже были люди с редкими болезнями. До этого они не решались рассказывать об этом. Я очень счастлив, что помог многим в этом вопросе. Зачем что-то скрывать? Айви никогда не вызывала у меня другим чувств, кроме гордости.
Сожалею ли я о чем-то? Эх, меня называли разными словами: нахалом, мерзавцем, придурком… список длинный. Но о каждом эпизоде нужно судить, оглядывайся на момент, когда он произошел. Раньше я был другим парнем, мир футбола был другим. Я пришел из ниоткуда. Я должен был биться, чтобы взобраться на вершину, и я не сдерживал свои эмоции. Все мои поступки – хорошие или плохие – исходили из моего сердца.
Поступил бы я также снова? Да, но время идет для всех. Мне исполнилось 56, я стал спокойнее. Я бы делал те же вещи, но по-другому. Это правда.
Опять же, никто не идеален. Мы не должны быть идеальными. Спасибо Богу за это.
The Players' Tribune, перевод: Сергей Сакара
